Неточные совпадения
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая
в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что кажется, тут бы и остаться
жить навеки; солнце чуть показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Наблюдая за человеком
в соседней комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас,
в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его
жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным
в нее.
— Затем выбегает
в соседнюю комнату, становится на руки, как молодой негодяй, ходит на руках и сам на себя
в низок зеркала смотрит. Но — позвольте! Ему — тридцать четыре года, бородка солидная и даже седые височки. Да-с! Спрашивают… спрашиваю его: «Очень хорошо, Яковлев, а зачем же ты вверх ногами ходил?» — «Этого, говорит, я вам объяснить не могу, но такая у меня примета и привычка, чтобы после успеха
в деле
пожить минуточку вниз головою».
В тот год,
в который я
жил в Владимире,
соседние крестьяне просили его сдать за них рекрута; он явился
в город с будущим защитником отечества на веревке и с большой самоуверенностью, как мастер своего дела.
По временам, когда он заглядывал
в сторону
соседнего села, где
жила жестокая Марья, тоска начинала сосать его сердце.
От него я узнал, что между отцом и матушкой произошла страшная сцена (а
в девичьей все было слышно до единого слова; многое было сказано по-французски — да горничная Маша пять лет
жила у швеи из Парижа и все понимала); что матушка моя упрекала отца
в неверности,
в знакомстве с
соседней барышней, что отец сперва оправдывался, потом вспыхнул и
в свою очередь сказал какое-то жестокое слово, «якобы об ихних летах», отчего матушка заплакала; что матушка также упомянула о векселе, будто бы данном старой княгине, и очень о ней дурно отзывалась и о барышне также, и что тут отец ей пригрозил.
Лицо это было некто Четвериков, холостяк, откупщик нескольких губерний, значительный участник по золотым приискам
в Сибири. Все это, впрочем, он наследовал от отца и все это шло заведенным порядком, помимо его воли. Сам же он был только скуп, отчасти фат и все время проводил
в том, что читал французские романы и газеты, непомерно ел и ездил беспрестанно из имения,
соседнего с князем,
в Сибирь, а из Сибири
в Москву и Петербург. Когда его спрашивали, где он больше
живет, он отвечал: «
В экипаже».
Однажды приехал какой-то гость из ее стороны, где
жили ее родные. Гость был пожилой, некрасивый человек, говорил все об урожае да о своем сенатском деле, так что Александр, соскучившись слушать его, ушел
в соседнюю комнату. Ревновать было не к чему. Наконец гость стал прощаться.
У начальства же был еще
жив и свеж
в памяти бунт
соседнего четвертого корпуса.
Впрочем, прежде всего я должен описать сад, который был действительно между
соседними помещичьими садами замечателен по той причине, что владелец его — Дмитрий Васильич Кавинин, теперь безногий и почти безрукий подагрик, всю молодость
прожил в Англии, где, насмотревшись на прихотливые сады, задумал, переселясь на житье
в деревню, устроить у себя сад чисто
в английском вкусе и, будучи человеком одиноким и богатым, выписал садовника-англичанина, который оказался хоть пьяницею великим, но мастером своего дела.
— Доказательство, что, когда он, — продолжал Максинька с заметной таинственностью, — наскочил на одну даму,
соседнюю ему по Колосовскому переулку, и, не разбирая ничего, передушил у нее кур десять, а у дамы этой
живет, может быть, девиц двадцать, и ей куры нужны для себя, а с полицией она, понимаете,
в дружбе, и когда мы раз сели за обед, я, он и его, как мы называл «, желемка, вдруг нагрянули к нам квартальный и человек десять бутарей.
И зачем, главное, я из-за того только, что ключи от иерусалимского храма будут у того, а не у этого архиерея, что
в Болгарии будет князем тот, а не этот немец, и что тюленей будут ловить английские, а не американские купцы, признаю врагами людей
соседнего народа, с которыми я
жил до сих пор и желаю
жить в любви и согласии, и найму солдат или сам пойду убивать и разорять их и сам подвергнусь их нападению?
А
живут они бедно: посуда разная, мебель тоже, башмаки и платьишко у попадьи чиненые, одного много — книг; заметил я, что
в соседней комнате два шкафа набито ими, и всё книги толстые. Одну он мне всучил, толстое сочинение гражданской печати, хотя и про ереси.
Стрельская на
соседней улице нанимала хорошенькую дачку
в три комнаты, где
жила со своей горничной.
— Так привози его мне завтра утром. Я
живу в «Ливадии». Знаешь? Против «Чернышей». Там писатель Круглов
живет,
в соседнем номере.
— Раздевайся, садись.
Жить будешь
в соседней комнате, — говорил сыщик, поспешно раздвигая карточный стол. Вынул из кармана записную книжку, игру карт и, сдавая их на четыре руки, продолжал, не глядя на Климкова...
Знаний у него нет, а
в деревне он хочет
жить лишь тогда, когда сад его цветет и благоухает и когда
в соседней роще гремит соловей.
Лет двадцать назад
в этой усадьбе
жил высокий, худощавый старик, Егор Егорыч Задор-Мановский, который один из всех
соседних дворян составлял как бы исключение: он ни к кому не ездил, и у него никто не бывал.
— Лестно ли, нет ли, а оно так. Вы, Владимир Сергеич, извините, мы здесь,
в — ом уезде, народ прямой, по простоте
живем: говорим, что думаем, без обиняков. У нас даже, скажу вам, на именины друг к другу ездят не иначе, как
в сюртуках. Право! Так уж у нас заведено.
В соседних уездах нас за это сюртучниками называют и даже упрекают якобы
в дурном тоне, но мы на это и внимания не обращаем! Помилуйте,
в деревне
жить — да еще чиниться?
В соседнем нумере
проживал третий ее милашка. Мало этого: он был, как сама она рассказывала, ее друг и поверял ей все свои секреты. Занимаемый им нумер был самый чистый, хотя и не совсем теплый.
В самом теплом нумере
проживал скрытный ее милашка — музыкант.
В то время, как Татьяна Ивановна вошла к другу, он сидел и завивался. Марфутка, толстая и довольно неопрятная девка, исправлявшая, по распоряжению хозяйки, обязанность камердинера милашки, держала перед ним накаленные компасы.
И как вот сейчас я Алексею Николаичу докладывал:
в самую нынешнюю страстную неделю, когда все истинно русские желают и ждут с семейством разговеться, я, один-одинехонек,
живу в идолопоклоннической, мордовской деревнюшке; только один раз
в неделю и оживаешь душой, когда услышишь благовест из
соседнего русского села или съездишь туда к обедне; вдруг я читаю
в газетах, что наш Алексей Николаич назначен товарищем; я всплакал даже от радости, потому что этот выбор прямо показывает, что
в настоящее время
в России можно служить и что достоинства и заслуги не пропадают даром!
В селе Гаях,
в его каменном, крытом железом, доме
жила старуха мать, жена с двумя детьми (девочка и мальчик), еще сирота племянник, немой пятнадцатилетний малый, и работник. Корней был два раза женат. Первая жена его была слабая, больная женщина и умерла без детей, и он, уже немолодым вдовцом, женился второй раз на здоровой, красивой девушке, дочери бедной вдовы из
соседней деревни. Дети были от второй жены.
На кого ни взглянет, все ей кажется, что смеются над нею: «Вот, мол, вдовушка так вдовушка, подцепила молодчика, да и
живет с ним без стыда, без совести…» Заговорят ли погромче
в соседних комнатах гостиницы, раздастся ли там веселый смех, все ей думается, что про нее пересуды идут, над нею люди смеются…
— Мое дело сторона, — вмешалась при этом Макрина. — А по моему рассужденью, было бы очень хорошо, если б и при Дунюшке
в обители Дарья Сергевна
жила. Расскажу вам, что у нас
в Комарове однажды случилось, не у нас
в обители — у нас на этот счет оборони Господи, — а
в соседней в одной.
После полудня к хозяину приезжает очень высокий и очень толстый мужик, с широким, бычьим затылком и с громадными кулаками, похожий на русского ожиревшего целовальника. Зовут его Петром Петровичем.
Живет он
в соседнем селе и держит там с братом пятьдесят лошадей, возит вольных, поставляет на почтовую станцию тройки, землю пашет, скотом торгует, а теперь едет
в Колывань по какому-то торговому делу.
— Не понимаю вас. Если человек понял, что счастье —
в любви, то он и будет
жить в любви. Если я стою
в темной комнате и вижу
в соседней комнате свет, и мне нужен свет, — то как же я не пойду туда, где свет?
До второй половины XVII столетия оставались русскими и православными, а с этого времени приняли католицизм и ополячились.] Михаил Казимир Огинский, напольный гетман литовский, посланный Станиславом Понятовским
в качестве посланника к Людовику XV с протестом против намерения трех
соседних держав отнять у Польши значительные области,
жил в Париже, напрасно вымаливал у Шуазеля деятельной помощи против Екатерины и просил о поддержке султана.
В соседней с ним комнате
жила его землячка, курсистка Бестужевских курсов, Вера Устиновна Дейша. Прекрасный женский лоб, темные стриженые волосы до плеч и огромные синие глаза, серьезные, внимательно вглядывающиеся.
На лето я приехал домой.
Жил то
в Туле, то
в Зыбине. Усиленно готовился к экзаменам, а
в часы отдыха писал задуманную повесть. Маруся окончила гимназию. Она собиралась поступить на Петербургские высшие женские курсы, но дела родителей были очень расстроены, содержать ее
в Петербурге они не могли. Маруся собиралась с осени поступить учительницей
в семью
соседнего помещика, чтобы принакопить денег на курсы.
А
в это время, пока он рассматривал диктант своих учеников,
в соседней комнате сидел земский врач и шёпотом говорил его жене, что не следовало бы отпускать на обед человека, которому осталось
жить, по-видимому, не более недели.
— Да ведь
в ней для него вся душа госпиталя! Врачи, аптека, палаты, — это только неважные придатки к канцелярии! Бедняга-письмоводитель работает у нас по двадцать часов
в сутки, — пишет, пишет… Мы
живем с главным врачом
в соседних фанзах, встречаемся десяток раз
в день, а ежедневно получаем от него бумаги с «предписаниями»… Посмотрели бы вы его приказы по госпиталю, — это целые фолианты!
— Позвольте мне! Скажите, гражданин.
В этой деревне,
в которой мы с вами
живем, и
в соседних деревнях, — везде кое-кого из крестьян раскулачили. Как вы смотрите, — правильно поступает власть, когда их раскулачивает, или неправильно?
Она вышла замуж
в деревне, и свадьба ее происходила
в сельской церкви, и, наконец, поселилась
в Зиновьеве, именье сравнительно большем, нежели именьице, где
жили ее родители, отданном ей
в приданое, так как до замужества дочери старикам было, по их расчетам, несподручно
жить в большом зиновьевском доме и они ютились
в маленькой усадьбе
соседнего хутора.
Старуха быстро встала и поплелась
в соседнюю горницу. Не успела Антиповна переступить порог, как Домаши уже не было
в рукодельной. Она стремительно выбежала вон, спустилась во двор, два раза пробежала мимо избы, где
жил Яков с товарищами, знавшими о его якшанье с Домашкой, и бросилась за сарай
в глубине двора, за которым был пустырь, заросший травою.
Керасивна еще
в дивчинах была бесстрашная самовольница —
жила в городах и имела какую-то мудреного вида скляницу с рогатым чертом, которую ей подарил рогачевский дворянин с Покоти, отливавший такие чертовщины
в соседней гуте.